А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…

Что скрывается в страшилках?

Вспомнили замечательную сцену с Савелием Крамаровым из фильма «Неуловимые мстители»? А как слушают его товарищи – бандиты?!  Шедевр. Фраза стала крылатой. Но в коротком эпизоде я вижу не только смешное, но и извечное желание человека «хапнуть» адреналина. Иначе откуда стремление смотреть и слушать ужастики, жуткие байки, сказки – страшилки.

Кроме погони за адреналином, по мнению специалистов, присутствует оценка степени опасности, подтверждение способности мобилизоваться – чувства самосохранения. Приятно вздрогнуть и тут же убедиться, что опасности никакой нет.

Но не все страшилки имеют цель только испугать. Есть традиционная байка со смыслом, моралью, задача которой показать борьбу добрых и злых сил и непременную победу добра.

Гоголь, используя приемы страшной сказки, вводит персонажи, сохраняющие традиции фольклорных героев, которые  учат -  главное, не дать себя запугать: «А я знаю, почему пропал он: оттого, что побоялся. А если бы не боялся, то бы ведьма ничего не могла с ним сделать. Нужно только, перекрестившись, плюнуть на самый хвост ей, то и ничего не будет. Я знаю уже все это. Ведь у нас в Киеве все бабы, которые сидят на базаре, – все ведьмы».

Другая цель – интрига. С замиранием сердца ждет слушатель, развития сюжета. Там же, у Гоголя, про «Мертвые души»: «Заглавие… наводящее ужас». Не зря автор просил В.А. Жуковского не разглашать сюжета до публикации романа.

Сатира. Высмеять через гипертрофированное уродство и безобразность, надуманные страхи, суеверия, пошлость, собственные недостатки; победить в себе зачатки зла. Почему в побасенках обычно опасно смотреть на чёрта? Есть опасность увидеть в нем, то мерзкое, что есть в собственной душе: словоблудие и прелюбодеяние, зависть и гневливость, гордыню и уныние – греховное. А при чем тут опасность смотреть на черта? Можно таким образом привлечь его внимание к росткам зла в твоей душе и стать его пленником.

Как видите, не все так просто с ужастиками. Я, конечно, не имею в виду низкопробный киношный вариант с морем крови, призванный только качать адреналин, возможно, преследующий и более мерзкие цели.

Кстати, байка не обязательно страшная, но всегда остросюжетная и поучительная (хорошая байка). Хочу поделиться байками, рассказанными моей бабушкой. А у вас, разумеется, есть свои любимые и интересные. Если поделитесь, буду рада.

Бабушкины байки

Как у многих домашних ребятишек, растущих под крылом у бабушки, мое детство было наполнено сказками, песнями, прибаутками, семейными преданиями, байками. Особенно интересовала меня другая, дореволюционная жизнь, совсем не похожая на нашу.

— Святки скоро, — говорила бабушка, — ворожить будем. Ах, как мы гадали в девушках на святки!

— А как? Бумагу жгли, ножницы крутили?

— Нет. Мы петуха и курицу в дом приносили, раскладывали по тарелкам разное, к чему подойдет петух — такой и муж будет. К монеткам — богатый, к зернам — обжора, к браге — пьяница, а если к курице — гулящий.

— С какими ещё зверями ворожили? — интересуюсь я. Бабушка смеется.

— С разными. С овцами. Как-то отважились пойти ночью в овчарню, электричества еще не было тогда, только луна в дверь подсвечивает. Сестры ушли вперед, а я замешкалась, они вдруг завизжали и вон бегут, едва с ног не сбили. Оказалось, как стали овец щупать, чувствуют, что-то не то. Это парни деревенские разделись догола, вывернутые полушубки надели, да и встали вместо баранов. Как смекнули девчонки, что к чему, так и кинулись прочь. Чуть со стыда не сгорели.

Я, совершенно ничего не поняв, заваливаю вопросами. Зачем они овец щупали, почему парни разделись, как в бане, а потом полушубки надели, отчего стыдно было и кому? Бабушка, сообразив, что попала впросак (не положено мне рассказывать, как определить пол овцы или человека по гениталиям), переводит разговор на другое:

— Баня ночью тоже место таинственное и жуткое. В бане свой домовой живет — банник. По ночам там нечисть моется. У нас в деревне байку рассказывали про Кривого гармониста.

Я, забыв про «голых овец», загорелась любопытством пуще прежнего.

— Жил в деревне один парень, красивый, работящий, песенник наипервейший. Была у него мечта — выучиться на гармони играть. Но гармошка по тем временам инструмент дорогой. Копил он, копил несколько лет, в конце концов, собрал денег. Осенью, как хлеб убрали, поехал по первопутку на ярмарку в большое село и купил гармонь, да не какую-нибудь, а самую настоящую - Тульскую. Купить — купил, а играть не умеет, и научить некому, нет в их селе гармониста. Пилит целыми днями, всех домашних извел и сам извелся. Зашла к ним как-то в гости старушка одна, увидала его мученья и посоветовала, пойти с гармошкой после полуночи в баню, лечь на полок и ждать. Парень на что угодно готов, только бы играть научиться. Устроился он ночью на полке, пялится в темноту, да пиликает на страдалице гармони. Вдруг дверь распахнулась, вошел мужик — молодой, ладный, чернявый.

— Чего лежишь? — спрашивает. — Поехали, надо на свадьбе играть.

— Так, я ж не умею!

— А ну-ка, покажи.

Тронул горе-гармонист кнопочки и чудо — ладно заиграл, будто всю жизнь умел.

— А говоришь — не умею. Поехали.

Тот, ошалевший, на все согласен. Вышли, видит, у крыльца кони вороные, по свадебному убраны. Сели и понеслись под бубенцы. Приехали в село незнакомое, богатое, к дому крепкому, высокому. Там уже веселье вовсю идет, только гармониста не хватает. Парень заиграл, всю жажду к игре неистовую выплескивает. А народ пляшет, да нахваливает. Только заметил он, что время от времени мужики и бабы подходят к чашке какой-то, черпают из неё щепотью, но не едят, а на лоб мажут. Что за диво, думает. Сунул незаметно палец и мазнул себе лоб и глаз левый, нечаянно. Ничего не поменялось, только лоб болотом пахнет. Протер глаза, да так и обмер. Левым глазом увидел вокруг себя ведьм, да чертей. Рыла страшные, копыта, рога. Подойдет колдунья к плошке, натрет себя и в трубу вылетает. Глянул обоими глазами — парни да девки кругом. Ну, думает, никак нельзя виду подать, что их разгадал, иначе смерть. К вечеру знакомец его подошел, денег дал за игру и проводил к повозке. Прищурил паренек правый глаз и видит, что черт с ним к саням идет, и не сани то вовсе, и не кони, а ветки сухие, да сена мешок, кругом не деревня, а кладбище. Страшно, но терпит. Подвез его к дому нечистый и сгинул. С той поры стал он знаменитым на всю округу гармонистом, ни одна гулянка без него не обходилась. А как играть за одну ночь выучился, никому не сказывал.   

Но только дело с нечистым на том не закончилось. Окривел он скоро, а случилось так. Лежал зимой на полатях, дремал, мать его и жена молодая внизу пряли. Разговорились между собой, да повздорили, слово за слово — перепалка началась. Он прикрикнул сверху, женщины примолкли, но только нет-нет, то одна, то другая слово бранное скажут, будто кто их в бок толкает. Хотел он снова шикнуть, приоткрыл левый глаз и обмер. Между бабами черт сидит и, в самом деле, по очереди их пихает. Как ткнет какую, так она лается.

— Ты зачем баб дразнишь, нечисть? — спросил он рогатого. Тот смекнул, в чем дело и спрашивает:

— Ты каким глазом меня видишь?

— Левым, — ответил честно, по простоте своей, парень.

Черт ткнул ему когтищем в левый глаз и окривел наш гармонист на веки вечные. С нечистым шутки плохи. Или изувечит, или хворь наведет. Но света божьего боится.

— Было это на великий пост, — плавно перешла бабушка к другой байке. — Брат мой, Андрей, заболел и боялись мы, что умрет. Фельдшер сказал — надежды мало. На Пасху мама стала его одевать, чтобы везти на литургию в соседнее село, в большой храм. Отец воспротивился, не дай Бог, помрет в дороге, но мать настояла. Закутали, в телегу уложили и отправились, помолясь. Выехали затемно, а к середине пути солнце уж высоко поднялось и, как это только на пасху бывает, «играло». Брат вдруг сказал: «Смотри, мама, ангелы крылами машут, и Богородица улыбается». Мать заплакала, решила, отходит Андрейка. Только, когда к храму подъехали, он вдруг сам встал и пошел к службе. Домой и вовсе здоровым вернулся.

— Бабушка, а разве богохульники про это не знали?

Богохульниками бабушка называла комсомольцев, которые в их селе из храма сделали клуб. Песни там непотребные пели, собрания проводили.

— Знали. Да, им, нехристям, ничто не свято. И не боялись ничего — ни Бога, ни чёрта. Раз парни наши ночью, под Рождество, оделись в простыни, как в саваны, да за церковью на погосте спрятались. Певуны нарочно в святую ночь на сходку собрались, а как вышли, на привидения и наткнулись. Струхнули, конечно, драпали во весь опор. Но клуб свой после не бросили.

— Какие они песни пели?

— Богопротивные.

— Это какие?

— Против Господа — богохульные.

Но мне нужно в точности знать, как они бога хулили.

— Какие слова там были? — припираю я бабушку к стенке.

— Давно было, запамятовала, — увиливает она.

— Хоть некоторые скажи.

Бабушка нехотя:

— Ну, о том, что на небесах все переменились, испортились.

— Пропали, сгнили?

 Море вопросов. Бабушка опять наступила на свои грабли, да так, что следующей байкой не отделаешься, приходится срочно моделировать новую ситуацию.

— Я потом тебе объясню. Скоро дедушка придет, а ужин холодный.

Так часто бывало — начнет вспоминать, увлечется и скажет про то, что ребенку еще знать не положено, после выкручивается.

Размещен отрывок из рассказа Натальи Волохиной "Бабушкины байки"