Жизнь после смерти
Атаман
Эти
возвращенцы обычно знали, зачем вернулись.
Атамана
привезли ко мне, как испорченный овощ на свалку. Сгрузили и умыли руки.
Громадный мужик после двух инсультов, с ограниченной подвижностью, частично
восстановленной речью, списанный докторами с диагнозом «постинсультная
деменция» (приобретенное слабоумие, маразм).
Когда
начал внятно говорить и самостоятельно двигаться, мы с ним запели. Как стал
материться на тренажерах и в репертуар вошли удалые казачьи песни, реабилитация
двинулась полным ходом. Тогда и рассказал.
—
Я ж помер, та ожил.
—
Клиническая смерть была?
—
Ото ж. Эх, мама, ты знаешь, я никого не праздную, тебе одной скажу. Что я там
пережил, за всю жизнь такого страху не було.
Сразу
тёмно стало, должно, инсульт самый, сознание потерял, а после летел на свет,
как через трубу какую. А куда прилетел, там серое все, мабуть сумерки, та
противные такие, шо на душе кошки скребуть. А кругом, сколь видать — ничого,
только небо низко-низко и серый тот свет, противный. Ну, что ж, я пошел. Куда
идтить не знаю, чую только, шо надоть. А под ногами земля мягкая, як замазка, и
тож серая, ноги проваливаются. Присмотрелся, мама, ото ж мясо, плоть человечья.
И ни бочком, никуда ни стать. Везде она самая. Пошел, куда деваться. А на душе
такая боль и тяжесть, хуже того свинцового неба. И тут я понял, что буду так
идтить вечно, не то шо долго, всегда. И эта невыносимая тоска, ну, просто
нечеловечья, она всегда со мной будеть, вечно. Понимаешь ты, всегда и без
конца! Ну, вот всегда и усё. Я уж думал, что мне хуже и быть не может, но, как
такое понял, совсем невмоготу стало, такая тоска взяла, хоть снова помирай, а
чую, больше разу помереть не получится. Хотел кричать, выть — голосу нема,
плакать, та и слез немае. И как скрутило меня у жгут, та и снова через трубу полетел.
Очнулся
в палате, дочка коло меня сидить. Увидала, шо я глаза открыл, заплакала. И я ж
заплакал, должно, первый раз после полвеку. Силюсь ей сказать: «Доча», — а не
могу, язык не слушается. Я ж её дочей с пеленок не называл, усё Ирка, да Ирка.
А сынок помер, тож слова ласкового от меня не слыхал. Как же, усе думал, дурак,
детей в строгости держать надо. Жинка от одного взгляда моего тряслась, усохла
уся со страху, усе болееть. А какая красуля была молодкой, ой, мама! То ж усё я
их застращал, замучил. Все гаркал, та и поколачивал, учил время от время,
сатана. Баба, она свое место должна знать. От же дурень! А теперь шо? Сколько
времени щё господь отпустил? Хто знаеть? Я, как на том свете тоску смертную
почуял, понял усё.
—
Что понял?
—
Усё! Как жить надо було и что жизнь про…л к такой матери.
—
А ты зачем вернулся?
—
Ты ж знаешь, умна девка. Ясно зачем — любить.
Он
уехал и через десять дней вернулся на повторный курс, уже сам за рулем машины.
Похохатывал
басом, зыркал на бабенок черным игривым глазом, рассказывал, как соседи и родня
ходят на него смотреть, как на воскресшего Лазаря.
—
Ото ж и есть — воскрес. Думали, куттю есть, а я им вина домашнего налил. Чего,
толкую, на наследство рты раззявили, та и не обломилось. Мама, ты бы на их
морды подивилась, точно ожившего покойника увидали.
Потом
один на один рассказывал:
—
Я усе жене та и дочке отписал, внучек домой привез. А то ж дом большой, та и
пустой. Веришь, мама, первый раз в жизни девчушек по голове погладил — слеза
пошла. А хорошо на душе стало, тёпло.
И
уже громко, уверенно, командным голосом продолжил:
—
Я тут под домом магазин затеял. Та-а-ак. Еще повоюю. Я ж атаман походный.
—
Ты же инвалид, маразматик, — пошутила я.
—
Хто инвалид, я инвалид?! Не дождётесь. Я еще, може, сына рожу! — загремел он.
И
тихонько добавил:
—
Щё ручки — ножки ему нацелую, за всю нецеловальную жизнь свою, нацелую. Ото ж.
Рассказ
из сборника Н. Волохиной "Жизнь после смерти. Возвращенцы".
О
людях, перенесших клиническую смерть. Захватывающие рассказы из практики
опытного психолога. Как изменяется человек, его взгляды, психика после
путешествия «на тот свет»? Кому и зачем дается шанс новой жизни? Кто становится
«невозвращенцем» или «пограничником»? Почему человек испытывает удовольствие от
страха? В художественных очерках душевед с тридцатилетним стажем ненавязчиво
доносит мысль: все зависит от выбора, желания жить, любить, быть любимым.
#voloxina_ru
Комментарии
Отправить комментарий
Поделитесь своим впечатлением, мнением.